Своя гавань - Страница 17

«Скоро всё кончится, — думал дон Иниго, наблюдая, как его жена, утончённая донья Мария-Долорес Паломар де Фуэнтес, вместе с двумя крестьянками варит кашу на ужин. В лесу все равны. — Лолита чудесная женщина, она с гордостью будет рассказывать нашим внукам об этих незабываемых временах. Но у французов есть в запасе серьёзная карта: пираты Санто-Доминго. Если они нажмут на их генерала, эта сеньора будет вынуждена выступить против нас… Впрочем, если верно всё то, что я слышал о ней от заслуживающих доверия лиц, она найдёт способ отвертеться от подобной низости».

А было бы забавно — провозгласить Кубу республикой и тут же заключить договор с пиратами. Хотя… В обмен на поддержку их флота нужно что-нибудь дать, причём, это «что-нибудь» должно быть достаточно ценным. Куба же попросту разорена годичным правлением французов. Потому дон Иниго де Фуэнтес такой вариант развития событий пока не рассматривал…

2

— Эли, я надеюсь, он шутит?

— Если это шутка, Джек, то из разряда чёрного юмора. Король явно не в восторге от происходящего.

А король Франции Людовик Четырнадцатый и впрямь был далеко не в восторге. Галка отслеживала ситуацию чуть не с первого дня оккупации Кубы французами. Когда с острова побежали купцы, она не удивилась. Из Сен-Доменга они тоже бежали в первую очередь. Некоторые, узнав, что никакого террора против испанского населения там никто не устраивал, потом вернулись, но не в этом суть. Когда побежали рыбаки — тоже можно было понять. Французы не ангелы, и налоги у них чуть не самые высокие в Европе. Но когда толпами побежали благородные идальго, имевшие на Кубе крупные земельные владения и привязанные к острову экономическими интересами, а крестьяне стали массово переквалифицироваться в партизан, это было уже слишком. Вот тогда Галка и написала королю письмо, в котором дотошно перечислила «подвиги» губернатора де Грансена и их неприятные последствия. Написала буквально через несколько дней после отправки другого письма — о предстоящей военной операции. И на днях пришёл ответ. На оба послания… Галка, пропустив протокольную преамбулу, снова внимательно перечитала собственно текст письма.

…Ваша прямота, мадам, заставила нас приятно удивиться. Нечасто в наше время можно встретить человека, который бы говорил монарху горькую правду без всяких прикрас. Нас неподдельно огорчило положение дел на Кубе. Его Превосходительство губернатор де Грансен не счёл нужным упомянуть о нём ни единым словом. Вам, мадам, мы имеем все основания доверять больше, чем господину губернатору. Однако с превеликим сожалением мы должны отметить тот неприятный факт, что проблемы Вест-Индских колоний до сих пор являются неразрешимыми. Месье Кольбер предупреждает, что средств в этом году у нас может не хватить даже на завершение летней кампании в Европе. Отсюда проистекают некие затруднения в решении нами кубинской проблемы. Но, полагаясь на немалый опыт Вашего Превосходительства, мы готовы предоставить Вам право самостоятельно принимать решения относительно вмешательства или невмешательства в дела губернатора Кубы. Нам известны Ваша прямота и честность, мадам, потому мы смело можем доверить Вам решение даже столь деликатной проблемы.

Что же до первого Вашего письма, то мы должны отметить некоторую несвоевременность предлагаемого Вами перемирия с Соединёнными Провинциями Нидерландов, особенно в свете предстоящей совместной операции наших флотов. Однако мы вынуждены признать, что Франция не в состоянии отправить в Вест-Индию два линкора, не говоря уже о просимых Вами пяти тысячах солдат и орудиях. Ослабив наши позиции в Европе, мы рискуем отдалить перспективу успешного завершения войны и заключения выгодного нам договора. Действуйте так, как Вы сочтёте нужным. Перемирие — ещё не полноценный мир, и если произойдёт какой-нибудь досадный инцидент после завершения задуманного, полагаю, Вы не будете сильно расстроены.

Людовик

— «Ваша прямота заставила нас приятно удивиться», — с кривой усмешечкой процитировала Галка. — Ещё бы…

— Король трижды в тексте упомянул твою прямоту — следовательно, она ему не слишком-то понравилась, — сказал Джеймс. — По поводу голландцев… Изящное решение — прикинуться, будто не понял твоего намёка, и высказать свой приказ в форме пожелания… Вообще ты ему пришлась не по вкусу, но он пока должен терпеть твоё своеволие как горькое лекарство. А прозрачные намёки на отсутствие денег для Вест-Индии — это же просто отмашка действовать по своему усмотрению.

— И на свой страх и риск, — добавила жёнушка. — Потому что войны имеют свойство заканчиваться, даже столетние и тридцатилетние. Вот после заключения мира нам и припомнят все наши усмотрения.

— Не уверен, что у тебя нет вариантов действия на этот случай, — Эшби с улыбкой приобнял её.

— Есть, — Галка улыбнулась в ответ. И заговорила по-русски, как делала всегда, когда опасалась чужих ушей. — Только я не собираюсь ждать конца войны, дорогой…

Выход эскадры из гавани Сен-Доменга был назначен на пятое марта 1677 года.

Нейтрализовав голландцев перемирием, Триумвират мог не опасаться подвоха с этой стороны. Голландцы же тихо радовались тому факту, что теперь им больше не нужно бояться кораблей под республиканским флагом — ибо пираты, не перебравшиеся в Сен-Доменг и оставшиеся верными флагу Франции, не имели достаточно мощных кораблей, которых не стыдно было бы бояться. Нейтральные англичане гадили исподтишка, но больше Франции, чем Голландии. А испанский колониальный флот был так потрёпан — пираты, мягко говоря, очень сильно затруднили морское сообщение между Испанией и её американскими владениями — что даже если и соберётся эскадра для вторжения в Сен-Доменг, то, во-первых, не скоро, а во-вторых, пушек форта и сил городской милиции для решения этой проблемы хватить должно. Тем более, что спущенные со стапелей верфи сторожевики-«барракуды» были способны всей стаей доставить большие неприятности любому потенциальному захватчику. А их-то как раз и оставляли «на хозяйстве».